XI. «О спиртном»
Употребление спиртных напитков школьниками в то время рассматривалось как ЧП районного масштаба. Честное слово, я даже не пытался, да если бы даже захотел, было бы проблематично. Представление о пиве в Ижме имели плохое, только по кинофильмам и. художественной литературе. О вкусе этого напитка много спорили, но к истине, не попробовав, придти было трудно. Остальные напитки были покрепче, и связываться с ними мы побаивались.
Первый опыт, поверьте мне на слово, пришел совершенно случайно. Придя с тренировки, совершенно обезвоженный, мечтал пригубить либо лимонад (которого в Ижме в продаже не было), либо квас. Попросив рецепт последнего у мамы своего друга Семяшкина Васи, строго следуя рецептуре, поставил под кровать две трехлитровые банки, ни на секунду не сомневаясь, что готовлю полезный безалкогольный напиток, а не брагу. Простояв назначенное количество дней, оные стали источать специфический запах, я понял - продукт готов, и дегустация была назначена на тот же вечер.
После тренировки мы с Василием зашли ко мне, жажда бросила меня к банкам. Я нацедил по эмалированной кружке, и мы залпом выпили содержимое. Сначала я не понял, что происходит, и на слова приятеля «Это же брага» спокойно ответил, что он ничего не понимает в квасе и предложил продолжить, так как то состояние, в которое мы входили, начинало нравиться. Убедившись, что при всем богатстве выбора другой альтернативы нет, мы продолжили. Когда Светлана Васильевна пришла с педсовета, сразу заподозрила что-то неладное: в квартире стоял терпкий бражный запах, а за столом сидели два совершенно кривых субъекта, одним из которых был ее сын. На вопрос «Что здесь происходит?» был дан следующий ответ: «Мам, не мешай. Видишь, мужчины беседуют». Что было дальше и как в точности поступили с беседующими мужчинами, я помню плохо.
XII. «Самодеятельность»
Как я уже говорил, центром досуга в то время, кроме школы, был РДК, представлявший до этого самый казусный случай долгостроя, так как почти достроенный был заново разрушен из--за оставленного внутри подъемного крана. Мы активно посещали занятия, являясь танцевальной группой народного ансамбля. Первая премьера нашего массового выхода на сцену с танцем оленеводов состоялась на районном смотре художественной самодеятельности. Трудно было передать волнение, с которым мы высыпали на сцену, и в диком хороводе, с хореями наперевес помчались по кругу. Ни одной улыбки на побледневших лицах. Со стороны это, наверно, было похоже на ритуальный танец. Резонанс внес, полностью потерявший ориентацию, наш товарищ по танцевальной группе Олег Потапов, который почему-то с той же скоростью побежал в обратном направлении. Столкнувшись с несколькими «оленеводами», он потерял равновесие, в результате чего свалился в оркестровую яму. Дикий хохот в зале не сбил нас с рабочего ритма и, не меняя выражения лиц, мы продолжали скакать по кругу. Когда смех начал стихать, все испортил тот же Потапов. Решив, что оставаться в яме безответственно, он попробовал, подтянувшись на руках, взобраться на сцену. Его появление, из ямы снова оживило зал. Но после того как он, не сумев подтянуться, вторично рухнул в проем с криком «блин», от истерического смеха зрителей не стало слышно музыки...
Перепуганный «олененок», которого изображала» Женя Филиппова, одноклассница моей сестры, побежала не ко мне, оленеводу-солисту, который должен был унести ее со сцены на руках, а опять же в другую сторону, что заставило, меня импровизировать и самому мчаться за ней, размахивая хореем, что, кстати, было гораздо ближе к жизни. Но таких мелочей зрители уже не замечали, так как в зале уж был не смех, а стон... Потапов на слабеющих руках совершавший последнюю попытку подтянуться и влезть на сцену, в очередной раз загремел вниз. Тут в яму спрыгнули танцевальный руководитель и директор ДК, дабы не дать ему вылезти оттуда. Возня и крики, издававшиеся из ямы, говорили о том, что Олег решил бороться до конца. Из зрительного зала, сквозь смех и стоны, доносились поддерживающие возгласы: «Олег, не сдавайся!». А он и не собирался сдаваться, ведь следующим номером был танец «Сударушка», где мы танцевали с девушками, а он, как человек ответственный, не собирался подводить партнершу.
XIII. «Новый сосед по парте, а также джинсы, жвачка, рок-н-ролл»
В девятом классе меня посадили за парту с Мишей Городиловым. Мишу я знал с детства, поэтому особого оптимизма у меня это решение не вызывало. Решив опередить события, учебу я забросил сразу. «Сосед» тогда еще отдаленно представлял свою будущую профессию, хотя о музыке говорил много, особенно о Макаревиче и «Машине времени»... Жвачка и джинсы в начале восьмидесятых были заветной, но, к сожалению, несбыточной мечтой любого, даже самого заучившегося школьника. Джинсы живьем мы еще не видели, а жвачку жевали только по праздникам, передавая из рук в руки как переходящий вымпел, точнее, из одной ротовой полости в другую. Не знаю как другие, но я лично не имел ни малейшего представления о ее первоначальном вкусе. Удача улыбнулась Мише. О, чудо! Однажды он объявил мне по секрету, что завтра придет в школу в джинсах! Я был уверен, что это очередная хохма, но смутные сомнения терзали голову юноши.
Утром я пришел раньше всех и стал ожидать его прямо у школьного крыльца. ...Издали мне показалось, что Миша идет вообще без штанов: он как-то странно переставлял ноги, время от времени приседая и останавливаясь передохнуть. Все дело в том, что джинсы, о которых он мне сообщил, были (какого бы вы думали цвета?) молочно белого(!) да еще на три, размера меньше, чем мог себе позволить натянуть владелец. Но я отдал должное мужеству одноклассника, наверняка, одевавшего их на себя с шести утра и не лишившего нас удовольствия созерцать итог эволюции штанов! Хотя, по правде сказать, после данной демонстрации, моя уверенность, что они мне тоже необходимы, сильно поугасла. Да и к лучшему, потому что достать их в то время было неоткуда, да и дорого.
